Описание
Младшая сестра, давно живущая за тремя морями, написала книгу непридуманных рассказов о своем детстве. Прочитал я и опечалился… Дядя Митя запомнился сестре только тем, что частенько просил стакан, чтобы выпить с мужиками на огороде водки. А дядя Митя, всю жизнь проработавший на лесозаготовках, почти даром обеспечивал нас вторым хлебом – дровами, и сестра почему-то не заметила его скромности и благородства: он никогда без взрослых не проходил в дом, а был одним из самых близких нам родственников. Когда за праздничным столом слабодушный сосед, подученный локтем жены, не доливал ему в рюмку, дядя Митя только снисходительно улыбался: "Наливай полную, браток, я за Родину выпью". С Великой Отечественной он пришел кавалером двух орденов Славы и медали за Отвагу, которую редко кому давали, и солдаты ценили ее чуть ли не выше звезды героя…
Другие родственники на похоронах нашего отца, проходя мимо сестры, зачем-то сыпали в карманы ее платья семечки. Написано, конечно, образно, но эти самые люди так помогли нам, что когда мы с матерью подсчитали расходы, то оказалось денег у нас больше, чем истратили. А принесенные ими яйца, сало, мясо мы ели потом чуть не целый месяц… Кстати, мы с мамой, про которую у сестры со снисходительной улыбкой сказано, что она говорила "твиточти" вместо "цветочки", частенько подсчитывали наши средства. Мама редко отказывала прямо, но предлагала: "Ну, давай посчитаем…", – и оказывалось, что на наши сто двадцать рублей на четверых в месяц ни о каком радиоприемнике и мечтать нечего.
Лет с десяти у меня была заветная мечта – купить радиоприемник, чтобы вечером сидеть перед ним на полу, глядеть на зеленый огонек и с замиранием сердца слушать весь мир и словно наяву видеть далекие страны и континенты, как это делал сосед Колька Хороших. Конечно, после подсчетов я было и мечтать перестал, но однажды, зайдя в сельпо, увидал в правом углу прилавка маленький желтый радиоприемник. Он был даже без проигрывателя, но проигрыватель был мне не нужен – мне нужно было слышать весь мир, и цена его была фантастическая – всего сорок пять рублей новыми деньгами. Не дожидаясь вечера, я побежал к маме на работу – но и таких лишних денег у нас не оказалось, и года три я частенько заходил в сельпо поглядеть на свою мечту. Продавец тетя Вера уже знала, зачем я прихожу, и встречала с улыбкой: "Стоит, стоит твой красавец". Из сельпо всегда не хотелось уходить – там волнующе пахло новой материей, и я любил глядеть, как тетя Вера вроде бы небрежно брала с высокой полки тюк и кидала его на прилавок, не клала, а именно кидала, потом ловко и сильно натягивала сказочно-цветастую материю на желтую палку метра, несколько раз пеленала его, и, раскрыв железный клюв ножниц, с веселым треском быстро разрывала материю. Потом на людях эта сказочно-яркая материя почему-то тускнела, и новая одежда сохраняла лишь слабую тень того чудного запаха сельповской материи, так что даже не верилось, что это платье сшито из нее…
Постепенно цена моего красавца упала до тридцати девяти рублей, и однажды, зайдя в сельпо, я увидал пустоту… Все-таки через два года мечта моя сбылась: наши городские родственники Раевы купили комбайн, то есть телевизор, в котором еще были радиоприемник и проигрыватель, а свой огромный замечательный "Беларусь", узнав от мамы о моей давней мечте, они подарили нам. Каким чудом я один привез его из города, сам дотащил до дома, я даже не понимаю – просто я был счастлив, а у счастливых людей силы хватает на все. Но теперь мне уже больше, чем слушать весь мир, хотелось, глядя из окна вслед голубоглазой милой Кате, ступающей по земле так, будто она идет босиком по ласковой траве, распахнуть створки и поставить "Катарину". Она была взрослая девушка, мне же было всего пятнадцать лет, и я просто любовался на нее, но все же очень хотел, чтобы она знала о своей красоте и знала что из этого окна ее всегда провожают взглядом – хотел доставить ей радость. Поняла ли Катя, зачем распахивается окно и включается "Катарина"? Думаю, поняла – через нашу улицу был самый
